Безмолвие

[Мастер ОК]

[Faina]

Ожидание, молчание, туманы...
Августа прохлада на порог.
В теплые неведанные страны,
косяком надежд продрогший слог...
Лето неудавшимся эскизом,
потерявшим свежестью листом,
тает, исчезая в низком, сизом
дыме,.. тлеющим, бредущее, мостом…
Не пришла, не прилетела, не примчалась
– кроткий взмах из синевы рукой…
Сто дорог, но так и не встречалась
тень загадки, уносящая покой…

[Мастер ОК]

[Мастер ОК]

Оба сидели рядом, грустные и убитые, как бы после бури выброшенные на пустой берег одни. Он смотрел на нее и чувствовал, как много на нем было ее любви, и странно, ему стало вдруг тяжело и больно, что его так любят.
Федор Достоевский

[Faina]

Скала к скале; безмолвие пустыни;
Тоска ветров, и раскаленный сплин.
Меж надписей и праздничных картин
Хранит утес два образа святыни.

То – демоны в объятиях. Один
Глядит на мир с надменностью гордыни;
Другой склонен, как падший властелин.
Внизу стихи, не стертые доныне:

"Добро и зло – два брата и друзья.
Им общий путь и жребий одинаков".
Неясен смысл клинообразных знаков.

Звенят порой признанья соловья;
Приходит тигр к подножию утеса.
Скала молчит. Ответам нет вопроса.
Валерий Брюсов

[Faina]

Безмолвие с горящими глазами
Пытается нам что то донести
Своими ярко-красными слезами.
Оно вам не желает своего пути

Оно когда могло во всю кричать. молчало
Лишь серым было, хотя могло цвести
В нём было столь прекрасное начало.
Но не было желания идти...

Оно стоит. Стоит, как и другие.
Как монумент несбывшимся мечтам...
И видит то, что все вокруг такие,
Способны мир менять, но куда там..

[Faina]

Дорога в безмолвие собственных глаз,
Брошенный взгляд в суете бытия…
Здесь ценность теряет дарованный час
Под видимый облик чужого себя.
Он шепчет устами, пытаясь кричать,
Сквозь яростный гнев и панический страх.
Порою мне жаль, что его не понять,
Ведь мы говорим на других языках…
Он плачет… Он плачет и молит меня,
Словно монах у священной иконы,
И болью пропитанный взгляд… Но глаза
Мне очень чужды, но до боли знакомы…

[Faina]

Мой Хромающий Ангел...

На душе так паршиво, что хочется спать. Не проснуться.
Я останусь августом в тебе, птичьим криком хрипящим.
Фотографии. Музыка. И туман - заблудиться...

Соглашусь - мне пора уже жить настоящим.
И до одури нужно ..., но молчу третий день я,
И до одури нужно ..., но молчишь отчего-то.
Я исчезла уже, я теперь - не твоё вдохновенье,
Позвонишь через год - не узнаю по голосу, кто ты.
Даже имя твоё отзовётся болезненным стоном,
Тонких кружев забывчивой памяти нити порвАлись.
День и ночь напролёт по квартире хожу с телефоном,
Убеждая себя: всё как раньше. Мы просто расстались.

[Faina]

Не понимающий вашего молчания, вероятно, не поймет и ваших слов.
Э. Хаббарт

[Стасик]

Привет Фаина

Мы же сильные девочки, что нам плакать и голосить?!
На свято место всегда претендентов найдётся уйма.
Не хочет? Не надо! Бери пальто, вызывай такси.
Подрастём и напишем о нём в мемуарах: «Три вялых дюйма».
Мы большие девочки. Больше всех этих помещений.
Пусть стучатся в трубу. И наш адрес отныне таков:
Город стёртых и неотвеченных сообщений,
Улица длинных, не принятых нами звонков.
Мы бродящие девочки из дрожжевого теста.
Мы любой январь проживаем сочным густым июнем.
Ну, полежим под его квартирою в знак протеста,
Зато потом встанем, поправим чёлку и гордо сплюнем.
Мы же сильные девочки. Где хотим, там и плачем.
От кого хотим, от того и рожаем детей.
Мы стольких людей послали к чертям собачьим,
Что теперь даже как-то боязно за чертей.
Мы же взрослые девочки. Мы познаёмся в воинстве.
Проигравший, как водится, ловит с окна манатки.
Если мы говорим о каком-то твоём достоинстве,
Значит, мы уже знаем о каждом твоём недостатке.
Мы хорошие девочки. Мы не гордимся победами.
Мы не строим гробниц в чужих душах, не жаждем Голгоф.
Наши враги всегда с нами делятся бедами.
Потому что нам нравится быть причастными к бедам врагов.

Я звучащая девочка. Я мелодия всех гармоник.
Я сама себе друг, сослуживец, кумир и обитель.
Я маленький, бедный, замёрзший слоник.
Пожалей меня, мальчик, пока никто не увидел.